lvoropaeva

Скачет заяц по лесу и видит речку. Перешёл её, но потом вспомнил, что не умеет ходить по воде и поплыл. Но потом вспомнил, что не умеет плавать и утонул.
Мораль: Не вспоминайте прошлое.

Старик, давным-давно из Ялты
я написал тебе письмо
в стихах и с кучей разных «мо».
Оно, как после намекал ты,

тебе понравилось. Позволь
попробовать на новой почве.
Посланьями при нашей почте,
пожалуй, не набьешь мозоль.

Начнем, благославясь. Апрель,
все тает, набухают злаки.
Кругом шерифы, кадиллаки,
Америка al naturel.

Как ни щипли себя и как
ни дергай поредевший волос,
звезд комбинации и полос
над банком убеждает зрак,

что это — явь. И наяву,
почти привыкнув к перемене,
я ботаю на местной фене,
вожу автомобиль, живу.

А ежели что-либо здесь
и снится мне, то это чаще
всего разрозненные части
каких-нибудь красавиц, смесь

лиц, улиц, разных коллонад —
то Венской Оперы, то Биржи
(к чьим прелестям ты много ближе
и, в некотором смысле, над).

Вообще же, перемена мест
(другие стены — сны другие)
есть усложненье ностальгии.
Что до меня, I do my best

под одеялом. Я, старик,
сплю долго и считаю лично,
что сны переменить логично,
переменивши материк.

Назвать Америку страной
контрастов можно лишь из башни
слоновой — или же за башли,
обмакивая ручку в гной.

Ну что Америка? Она,
посмотришь если беспристрастно,
суть продолжение пространства;
как, впрочем, всякая страна.

Так жизнь любая, жизнь вообще
(старик, предвижу возраженья)
есть тоже форма продолженья,
но только Времени. (На «ще»,

старик, есть рифмы, но искать
их скушно. Не с моим надломом!
Второй час ночи. Чаю с ромом
заделаю сейчас — и спать.

_______________________

Чай с ромом! Не хватает свеч
и камердинера! В двадцатый
век это кажется цитатой
из классика. Но это — вещь

нормальная в U.S. Бутыль —
три доллара и тридцать центов.
Дают в кулёк. Поскольку церковь
настаивает.(Сказка? Быль!)

Чтоб русский пил Аи, Шабли,
Шато-Лафит, Бордо, Мартели,
нужны кареты, царь, дуэли
иль пребывание вдали

от стен Отечества. (Но, бля!
ром есть в Москве! Старик, попробуй:
не для того, чтоб быть Европой,
но полльзы организма для).

Американский полдень. Свет,
в итоге совладав со шторой,
находит автора, который
с мучнистой мордой, неодет,

сидит перед большим столом
и, пальцем ковыряя в ухе,
следит за поведеньем мухи,
что охмуряема стеклом.

А за стеклом, старик, U.S.:
салуны, танки, фермы, негры
(хотя и действуют на нервы,
они — единственные без

ну, этой… примеси). На круг,
здесь больше мейеров, чем смитов.
И потому антисемитов
поменьше — но пархатый Брук

свою фамилию с двумя
«о» пишет: корчит англо-сакса.
На днях я был готов уссаться:
Сульцбергер — Солсбери. (На «мя»

есть рифмы, но искать их лень.
«Стоймя» и «окромя», к примеру.
Хуй тебе в жопу, маловеру!)
На — поздно. Завтра тоже день.

_______________________

Тут приезжал один бабец.
Блондинка. Прелесть Родом с Кубы.
(Ты ждешь, конечно, рифмы «губы».
А подержаться за конец

не хочешь?) Потому письмо
прервал я на похабном звуке.
Прости. Как говорится, руки
не доходили. Но само

её явленье лишний раз
доказывает: для чучмека
U.S. — желаемая Мекка.
И в сем калейдоскопе рас

когда бы кто-нибудь внедрил
(без Октября и толковища)
республики, то вышла б тыща.
Плюс — автономия педрил

и ковырялок. Тут, старик,
двуснастным самая малина.
Врубаешь ночью телек, и на
экране колоссальный крик

об ущемляемых правах.
Старик, здесь пед — правокачатель.
Ну, повернешь переключатель,
а там… ну, если в двух словах,

Ромео и Джульета, но
в очко толкают в черном гетто.
Потом их расчленяют где-то.
Буквально. И конец кино:

конвейер сосиски подает,
нормальные на вид, свиные.
Такое здесь кино. Иные
проводят ночи напролет

у телевизора. Я сам
был пленник этой поебени.
Но есть и польза: учит фене,
и не по дням, а по часам.

Когда бы уложить я мог
Америку в два русских слога,
я просто написал бы: МНОГО.
Всего — людей, автодорог,

стиральных порошков, жилья,
щитов с летящим «Кока-Кола»,
скайсрэперов, другого пола,
шмотья, истерики, жулья.

От этого в глазах рябит.
Тут нет смиряющего ГОСТа.
Когда несешься по Девяносто
Четвертой Интерстэйт на speed

под восемьдесят пять — миль в час
(вовек мы, рашенс, не усвоим
эквивалент), а справа с воем
летит междугородний bus,

а слева трейлер волокет,
вихляясь, новенькие кары
в три яруса, и всюду фары,
а сзади, наседая, прёт

рефрижиратор, и нельзя
прибавить: перед носом жопа
газгольдера, и — брат потопа —
дождь лупит по стеклу (на «зя»

есть рифма, безусловно, но
хуй с ней), и на спине рубаха
мокра не от дождя — от страха,
— то в мыслях у тебя одно:

Кранты. Куда глядит Творец?
Иль он перевернул бинокль?
Что здесь проговорил бы Гоголь:
«Эх, тройка» или «Всё. Пиздец.

Отъездился.». (Прости, Господь,
мне эту рифму, но что проще
чем мат для выраженья мощи
Твоей же, в сущности; и плоть

язвит он менее огня —
Тобой излюбленного средства
Свое подчеркивать соседство —
но все-таки прости меня.)

И если целым удалось
из этой вывернуться свалки,
ни о пол-банке, ни о палке
уже не думаешь. «Но, Ось,

о чем ты думаешь тогда?» —
ты спросишь. Старичок, о койке,
о жизни-хайке, смерти-гойке,
о том, что борода седа.

Вообще есть рифмы и на «лю»,
но, знаешь, в полвторого ночи
их муторно искать. Короче,
я спекся. Так что придавлю.

_______________________

Я думаю, я первый из
письменников российских, столько
в Америке проживших. «Стой-ка, —
ты скажешь, — а Набоков?» Please,

не говорите мне о нем,
литературном василиске.
Он сочиняет по-английски.
Про писки и про ход конем.

Итак, я здесь два года. Но
все чувствую себя туристом,
натуралистом, журналистом,
и словно бы через окно

разглядываю мир, ногой
ступая по горам и долам…
Здесь главное — как сделать доллар
и как, после него, другой.

Их сделавши, стригут газон
в шесть вечера. Потом рубают.
Затем правительство ругают.
В одиннадцать слетает сон.

Правительство у них — дерьмо.
Или жульё, или вороны.
Лишь Министерство Обороны
в порядке. Но, старик, ярмо

налогов… Впрочем, ни хрена
в налоговой системе этой,
никем дойтойно не воспетой,
не разобраться и страна,

внедрившая её, вовек
непобедима. Вот в чем штука!
Что думает про невод щука,
то про налоги — человек.

Хотя — инфляция. Но тут,
при поднятом в газетах вое,
все просто вкалывают вдвое
и больше прежнего гребут.

Здесь если позовешь врача,
то год потом зубами клацать.
Здесь чашка кофе будет двадцать
пять центов. Хоть оно — моча.

Здесь башли делают на всём:
на добродетели, пороке,
на внутренней, на внешней склоке.
Мы, русские, их не спасем,

и зуб на данную страну
зря точат наши долбоёбы;
старик, чем эти небоскребы,
быстрее заселить луну.

Завоевать возможно то,
что было создано по плану.
(Приятно с циркулем тирану
прикидывать всё от и до.)

Но — Хаос. Чем его возьмешь?
Не знает Хаос Ганнибала.
Пред ним стоишь, раскрыв ебало,
и пальцы выпускают нож.

А Штаты — это хаос. Он
чужд. противоположен карте,
изученной на школьной парте.
Представь разъятый телефон,

раскромсанный будильник, мозг
все черепа, шурупы, буквы,
труху распотрошенной куклы,
над этим — здоровенный мост,

цветных карандашей графит,
и, нитками всю вещь опутав,
Америки с двух тысяч футов
получишь регулярный вид.

Насчет их президента. Мне
всё проще кажется простого:
он — помесь жлоба и святого.
Смесь заурядная вполне.

Когда нам говорят «говна»,
в сравнениях блестя талантом,
мы чем парируем? — «брильянтом»
иль просто посылаем на.

Что он и делает. Но зря.
Одним здесь попросту затмило,
другие дрочат на кормило.
Причина: бедность словаря.

Ну, на хуй Президента (шок
такое для американца).
На начинает заикаться,
про это говоря, стишок

Пора кончать, как говорит
красавица под гренадером.
Я улетаю, грешным делом,
в Европу. Чемодан раскрыт,

клубится барахло вокруг.
Лечу сначала в Лондон. После
в Голландию (Петру от Оськи
нижайшее). Потом на Юг,

в Италию, в Сполето. По
делам своим оральным. Летом
в U.S. невыносимо (в этом
что рифму не ищу на «по»

пусть убедит тебя). Жара.
Я дохну при такой погоде.
Что отражается на ходе
письма и самого пера.

Старик, я покидаю текст
и данную страну, чей очерк
не в смысле, но в сплетеньи строчек
попробовал я дать. Отъезд

есть временная вещь, и я,
конечно же вернусь к обоим
)как некоторые под конвоем,
эпическую мысль тая).

Шлю данную — дойдет ли? — часть.
Я думаю, дойдет. Чего там…
У ямбов этих к перелетам
какая-то, блядь, прямо страсть.

Прощай и помни, что люблю
тебя, старуху, нашу леди,
детеныша, аз-буки-веди
зубрящего, поди, к нулю

наверно палочки пером
уж приставляющего — Боже!
как время-то летит!.. мне тоже
пора уж на аэродром.

Прощай. Увидимся ль? Бог весть.
Старик! пока на этом свете,
есть наши бабы, наши дети,
есть мы и наша дружба есть.

22 мая 1974 года, Нью-Йорк
(с) И. Бродский

Редакция выражает благодарность Е.Ваенге, А.Петросову, Валерии, группе "Градусы" и великому Стасу Михайлову.)

На сцене "Кристалла" во время презентации книги Лёвы Готовцева "Правда о шоу-бизнесе" в рамках моего авторского "Миллениум-шоу".2004 год
http://news.mp3s.ru/view/news/2004/02/26/11032.html

На-днях узнала от подруги, что совсем недавно умер Слава Индроков, один из солистов ВИА "Поющие сердца", где я, можно сказать, начинала свой творческий путь в качестве автора текстов песен...На фотке - Славка в центре, в тюбетейке с клавишами. Рано ушёл. Рак.
Слава был родом из Нальчика, и ныне покойный Виктор Яковлевич Векштейн, руководитель ВИА "Поющие сердца", заприметил его, когда ансамбль был в Нальчике на гастролях, и пригласил Славу работать в Москву. Славка очень нравился девушкам, у него всегда на них горел "зелёный свет", ага...И буквально в каждом городе на гастролях его ждали "невесты на одну ночь")))
Однажды в каком-то южном городе на гастролях после своего выхода на сцену я ушла в другую кулису, не в ту сторону, в которую уходила обычно. Пробираюсь за кулисами в темноте в сторону своей гримёрки, а ребята-музыканты останавливают меня и говорят: "Любаша, тебе туда нельзя!" - "Пустите меня, - говорю, - мне переодеться надо!" - "Нет!"...И лишь позже я узнала, что в тот момент, когда я пыталась пройти в свою гримёрку через закулисье, Славка Индроков исполнял "супружеский акт" с одной из своих "невест" в огромном, обитом поролоном кофре из-под барабанов! Потому меня в ту сторону и не пускали наши мальчишки, хы!
А ещё был случай, сам Славка рассказывал, когда он хотел дома поджарить макароны... Вынул их из пакета, положил на сковородку с маслом, а они начали гореть! И Славка всё доливал и доливал в сковородку воду, и никак не мог понять, почему его макароны не могут поджариться!)))

Эх, Славка!
Светлая тебе память!

***

Ветер веет с юга
И луна взошла,
Что же ты, бля.юга,
Ночью не пришла?

Не пришла ты ночью,
Не явилась днем.
Думаешь, мы дрочим?
Нет! Других е.ём!

***

Не тужи, дорогой, и не ахай,
Жизнь держи, как коня, за узду,
Посылай всех и каждого на х.й,
Чтоб тебя не послали в пиз.у!

(с)Сергей Есенин

В 2004 году в издательстве «Рипол Классик» вышла книга Льва Готовцева «Правда о шоу-бизнесе». Тем, кто внутри индустрии, рассказывать о том, кто такой Лев Готовцев, не надо. Остальным - вкратце: Готовцев - влиятельный музыкальный менеджер и продюсер, работавший со многими известными артистами, в том числе и посвятивший много лет своей жизни Олегу Газманову, к которому пришла заслуженная слава, в том числе, и благодаря огромным усилиям Лёвы.

Когда Готовцев позвонил мне с просьбой об интервью и рассказал об идее своей книги - собрать правдивые рассказы о своей деятельности ведущих продюсеров и менеджеров шоу-бизнеса под одной обложкой, я сразу же дала согласие. Потому что вся наша работа по становлению артистов и созданию проектов в шоу-бизнесе извращена жёлтой прессой, и у многих людей, в том числе, не только у зрителей и слушателей, но и у молодых журналистов и даже артистов фигура продюсера и менеджера шоу-бизнеса вызывает только негативные эмоции. А ведь именно мы – столпы индустрии, на наших знаниях и опыте она выросла в России, ага…). То, что стало с ней в наши дни, я не стану обсуждать в данном посте. Не время и не место!)))

Книга Льва Готовцева уникальна тем, что в ней – «всё, как было на самом деле». Именно поэтому я наконец-то отсканировала главу из этой книги, посвящённую нам – первым продюсерам России, Виктору Дорохину и Любови Воропаевой. Эта глава была собрана автором на основе многих моих интервью, после изучения которых я ответила на его вопросы. Предлагаю эту главу вам для увлекательного чтения. Только я разобью её на несколько постов – в одном посте она не поместится…Следите за новыми постами)

Я хорошо знала Игоря Можейко( Кира Булычёва ) при его жизни: умница, балагур, тонкий и интереснейший человек...

* * *

В мире маленьких людей
Много водится блядей.
Но бывают эти бляди
Реже - тети,
Чаще - дяди.

(с) Кир Булычёв